Светлана Крушина - Тьма… и ее объятья
Я сидел у окна, потом ложился на кровать поверх покрывала, думал, думал до бесконечности. Снова вставал и слонялся по дому. Каждый раз, сталкиваясь со мной, Кристиан внимательно меня оглядывал, но ни о чем не спрашивал. Ему тоже было не по себе. В бюро он не ездил, работал дома; я часто видел, как он сидит за своим планшетом, сосредоточенно выводя линии. Я завидовал: он мог отвлечься работой, а мне отвлечься было нечем. Все чаще охватывало желание сходить на могилу к отцу, которое, в конце концов, стало нестерпимым. Но снег запер нас всех в своих домах и не желал выпускать.
Наконец, метель начала стихать. Ветер постепенно улегся, с неба перестали сыпаться хлопья. Нетерпение во мне нарастало. С огромным трудом дождался я утра, когда небо вновь стало чистым, бледно-голубым, бесснежным. За завтраком, давясь кофе, сказал Кристиану, что хочу навестить могилу отца. Кристиан предложил подвезти меня, но я отказался. Бояться уже было нечего, а прогуляться хотелось.
День выдался холодный, но безветренный. Я надел зимнее пальто, обмотал шею длинным черным шарфом и отправился на кладбище. Неспешно шел по тротуару, зная, что чуть позади за мной неотступно следует полицейская машина. Эмонт Райс не спешил отзывать эскорт. А я научился уже не замечать полицейских, благо, что они держались в отдалении и не приближались.
Кладбище тихо дремало под снежным покровом. Деревья стояли, укутанные в толстые ватные шубы. Могилы превратились в снежные холмы. Пройдя по боковой дорожке, я издалека еще увидел какого-то человека рядом с надгробным камнем на могиле моего отца, сильно удивился и замедлил шаги. Кто бы это ни был, я не хотел с ним встречаться. Я, пожалуй, ушел бы, но человек будто почуял меня, обернулся и слабо взмахнул рукой. Сердце мое сначала ухнуло вниз, потом подскочило к горлу, где и заколотилось с бешеной скоростью. Невольно я подался назад, и только огромным усилием воли заставил себя подойти к могиле.
И к Лючио.
Застать его на могиле отца я никак не ожидал.
— Что вы тут делаете? — спросил я охрипшим голосом.
Лючио присел на каменный парапет, укрытый снежной подушкой, и снизу вверх посмотрел на меня. Под расстегнутым долгополым пальто виднелся легкий пиджак, голова Лючио была обнажена, узконосые туфли на тонкой подошве годились для автомобильных поездок, но не для прогулок по снегу, но он как будто совсем не мерз.
— Ты застал меня врасплох, — сказал он с усмешкой. — Даже не знаю, что ответить, чтобы не прозвучало глупо или сентиментально.
— Какая разница, как прозвучит? Главное, чтобы это было правдой.
— А ты повзрослел, Илэр, — заметил Лючио, смерив меня своими невероятными черными глазами. — Трудности пошли тебе на пользу.
— I thank God for the suffering, — пробормотал я фразу из Крэдлов.
____________________Благодарю тебя, Боже, за страдания
Лючио вопросительно приподнял бровь.
— Что? Впрочем, неважно. Может быть, мне уйти? Если ты хотел побыть один…
Удивившись его тактичности, а заодно и той внезапной, бог знает откуда взявшейся свободе, с которым я сегодня повел разговор с этим носферату, с этим чудовищем, я неожиданно для себя сказал:
— Нет. Я хотел вас видеть.
— Знаю. Мне докладывали, что ты приезжал.
— Почему вы ко мне не вышли?
— Я был занят.
— Однако, вы нашли время для болтовни с Хозе.
Лючио улыбнулся.
— Откуда тебе знать, что это был я?
— Я в этом уверен!
— О, сколько агрессии! Знаешь, Илэр, тебе следовало бы не нападать, а поблагодарить меня. Ведь я предоставил тебе чудную возможности пообщаться с твоей матушкой без помех.
Звучащая в его волшебном голосе насмешка не понравилась мне.
— Вам не идет роль добренького дядюшки!.. — сказал я сквозь зубы.
— Правда? А какая роль мне идет? Кровожадного чудовища?
— Да, только… на него вы походите меньше всего! — вырвалось у меня против воли.
— Внешность обманчива, не тому ли тебя учит Кристо? Самые ядовитые цветы и животные бывают обычно чудо как красивы.
— О, яду в вас достаточно! Жаль только, что он не смертелен.
— Боже мой, Илэр, не ожидал от тебя такого красноречия. Право, мне нравится, что у тебя развязался язык. Я думал, ты молчальник, а ты, оказывается, умеешь премило говорить. Что до моего яда, уверяю тебя: все зависит от дозы.
— Лучше бы вы жалили сразу насмерть!
— Подумываешь о смерти? Не рановато ли? Шестнадцать лет, самое начало жизни, все впереди.
Я молчал.
— Ну да, тебе крепко досталось, — продолжал Лючио, не спуская с меня взгляда. — Но бывает еще хуже, поверь.
— Вы говорите, как Кристиан.
Лючио усмехнулся и зачерпнул горстью снег, стал мять его.
— А знаешь, почему мне так дорог Кристо? Он единственный человек, который способен понять меня, как самого себя. Мы мыслим одинаково.
— Ой ли?
— Одинаково, одинаково. Только Кристо слишком долго возился с людьми и здорово размяк.
— Пусть размяк, но Кристиан — человек, а вы…
— Чудовище, — подхватил Лючио. — Да, да, Илэр, я знаю. Чего только не наслушался о себе за четыре-то века. Готов признать, что мои моральные принципы далеки от общепринятых. Хотя, возможно, от них и вовсе остались одни лохмотья.
— Это больше похоже на правду.
— Ну вот, теперь ты обвиняешь меня в беспринципности. Не устаю удивляться вам, люди: в глаза называя меня чудовищем, вы не перестаете поклоняться мне, как идолу. Так кто из нас беспринципен?
Я отшатнулся.
— Никто вам не поклоняется!
— Правда? А скажи, Илэр, только честно: что ты по отношению ко мне испытываешь?
— Я вас ненавижу!
— Верю. А еще?
— Вы мне отвратительны!
— И в это верю. А как насчет нежности? Обожания? Преклонения? Любви, наконец?
Он знал, все знал обо мне. Прочел по лицу? По выражению глаз? Или просто за свою долгую жизнь так хорошо изучил людей, что научился читать в их мыслях?
— Не мучьте меня, — прошептал я.
— Ты сам себя мучишь, — ответил Лючио. — Подойди ко мне, малыш.
Его зову я противиться не мог и подошел — медленно, как будто на каждой ноге висело по пудовой гире. Лючио встал, положил мне руки на плечи и бесконечно нежно поцеловал в лоб. Его поцелуй ожог меня. Теперь, подумал я, буду носить его, как клеймо.
— В тебе есть что-то, что роднит нас, — тихо, мягко проговорил Лючио. — Я чувствую тебя почти так же хорошо, как Кристо. Как знать, быть может, в тебе все-таки течет моя кровь?
— Это не так! — сказал я, отстраняясь.
— Какая странная идея, — тихо засмеялся он. — Только вообразить себе, будто у меня может быть сын! После стольких веков железной уверенности, что я последний в роду. Очень странная идея!
